Gryada : Womens Territory

Сталин из сухофруктов

В Киеве сестры Яблонские жили в общежитии, подрабатывали художественными заказами вроде оформления ноябрьских и майских праздников, участвовали в творческой студенческой жизни, ездили летом на практику на Десну и в Крым и запомнили эти годы — вторую половину тридцатых! — как период свободы. Татьяна Ниловна рассказывала дочери, как однажды студентам перепал заказ от плодоовощного предприятия — сделать для майской демонстрации портрет Сталина из сухофруктов. Предприимчивые студенты заказали столько материала, что несколько месяцев варили потом компоты. Кстати, это был единственный портрет вождя, созданный художницей Татьяной Яблонской.

В институте Татьяна Яблонская, комсомолка и спортсменка, быстро вырвалась в лидеры и заработала именную Сталинскую стипендию. Написанный ею на втором курсе эскиз обнаженной натуры повесили в коридоре института в качестве образца — и он висит там до сих пор. А на последнем курсе Татьяна Яблонская провела первую в истории института персональную студенческую выставку? а затем с блеском защитила дипломную работу «Возвращение с сенокоса».

Елена Яблонская блистала меньше: ее дипломная работа «Купание детей в Днепре» была раскритикована преподавателями как безыдейная, и после идеологических правок вытянута на «четверку». Однако сестринских отношений явное лидерство старшей не омрачало.

Личная жизнь бурлила у обеих. В 1940 году молодые художницы вышли замуж за коллег: Татьяна — за 0 Сергея Отрощенко, Елена — за (£9 Евгения Волобуева. И окончили институт весной 1941 года.

 

Две сестры

К началу войны Татьяна Яблонская ждала ребенка, благодаря чему смогла достать направление в эвакуацию. У Елены этого не получилось, и сестры провернули авантюру: зайдя в вагон провожать Татьяну, Елена спряталась под полку и уехала нелегально. Мужья обеих были призваны в армию.

Сестры приехали в Саратов, где у них жила тетка, и тут 24 июля 1941 года Татьяна родила дочку Лену, ту самую девочку с «хрестоматийной» картины «Утро».

Сестер Яблонских с маленьким ребенком отправили на поселение в колхоз имени Штейнгардта, или село Норки, — это было село поволжских немцев, которых с началом войны депортировали в Казахстан. Эвакуированным достались хорошие обжитые дома с мебелью и посудой, на хозяйстве у сестер был засаженный весной огород и даже корова.

Татьяну определили в колхозе на работу овощевода. «Я познала радость труда в коллективе и воочию убедилась, сколь велико значение взаимной поддержки в тяжелую годину, горела желанием побольше сделать для колхоза, для его людей», — напишет позже художница, без сомнения, искренне. Наравне с другими женщинами она работала в поле — на живопись времени практически не оставалось. И, точно так же, как ее отец в послереволюционные годы, Татьяна Яблонская по просьбам этих женщин рисовала с фотографий портреты их мужей и сыновей, не вернувшихся с войны.

В апреле 1944 сестры возвратились в освобожденный Киев. Татьяна вернулась в Художественный институт уже преподавателем, взяв на себя руководство разновозрастным «сборным курсом», многие студенты которого были вчерашними фронтовиками. Сама она в последний год войны написала картины «Враг приближается» и «Разрушенный Киев».

У ее старшей сестры подобных «званий» никогда не было — только собственное громкое имя. По мнению большинства знакомых, именно из-за творческой ревности и постоянного соперничества разрушился брак Татьяны Яблонской с Сергеем Отрощенко. Во время войны Сергей был художником Фронтового дома Красной армии, писал картины на военные сюжеты, самой известной из которых стало полотно «Партизаны», затем много ездил по освобожденной Украине, а позже стал художником монументалистом. Но соперничать по известности и востребованности как в узкопрофессиональных, так и в широких кругах со своей знаменитой женой не мог. В 1950-м они развелись.

Особенно громко «прозвучала» написанная в 1947 году картина «Перед стартом». Полотно произвело фурор на выставке, молодую художницу начали осаждать репортеры, картину представили к Государственной премии СССР. Однако полотно, вполне соцреалистическое по содержанию, с живописной точки зрения отдавало импрессионизмом, — а вот это тогда не приветствовалось. Уже вышло «Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград»», где клеймились «произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада»; борьба с космополитизмом в искусстве нарастала лавиной, которая краем задела и Татьяну Яблонскую — ее обвинили в «формализме», картину «Перед стартом» сняли с подрамника и спрятали от греха подальше в запасники Музея украинского искусства, где она пролежала много лет.

В институте, где Татьяна работала, полным ходом разворачивалась «охота на ведьм»: преподавателям запрещалось рассказывать студентам об импрессионистах, не говоря уже о более современных течениях в западном искусстве, показывать альбомы с работами иностранных живописцев и скульпторов. Выговоры сыпались направо и налево, высовываться никто не хотел, предпочитая покорно обучать молодежь «подножному пейзажу» с тщательно выписанными деталями первого плана.

Татьяна Яблонская не бунтовала, более того, она даже выступила в газете «Советская культура» с обличительной статьей против западных веяний в искусстве, которая косвенно ударила по некоторым ее коллегам.

Этюды к «Хлебу» Татьяна Яблонская писала летом 1948-го в селе Атава (время и место действия можно прочесть на картине — надпись на мешке с зерном). Тамошняя артель имени Ленина была образцово-показательным коллективным хозяйством, где трудились одиннадцать Героев соцтруда и несколько десятков передовиков производства, отмеченных правительственными наградами. Сама же художница в 1949 году, в тридцать два года, получила за «Хлеб» высшую советскую награду — Сталинскую премию.

На склоне лет Татьяна Ниловна оценивала «Хлеб» высоко — полностью избавиться от влияния импрессионизма ей тогда не удалось, — однако шумиха вокруг картины, премия и всеобщее обожание вскружили ей голову, и дальше она пошла в живописи, по ее собственному мнению, откровенно не туда. «После «Хлеба» я уже начисто забыла все живописные задачи. Жизнь, жизнь, жизнь! (…) «Весна» — уже падение во всем. Это уже чистейший фотографизм, натурализм и полная пассивность. И — тоже премия! Ну как не поверить, когда тебя так хвалят?»

На «загнивающем Западе» «Хлеб», кстати, тоже оценили: почти через десять лет, в 1958-м, картина получила бронзовую медаль на Всемирной выставке в Брюсселе.

 

Снежная дама

На свою Сталинскую премию, вспоминала племянница Татьяны Ниловны Наталья Волобуева, художница купила сразу пять ситцевых платьев. В целом равнодушная к одежде, вполне способная прийти в институт к студентам в лыжном костюме, заляпанном краской, Татьяна Яблонская обладала тонким вкусом, при желании могла быть безупречно элегантной и одной из первых среди киевлянок обзавелась брючным костюмом.

По другой версии, на премию была сделана более солидная покупка — моторная лодка. Лодка в семье Яблонских имелась точно, управлял ею младший брат Татьяны Дмитрий, а тентом над деревянной кабиной, согласно семейной легенде, служил старый холст, на котором ее зять Евгений Волобуев некогда пытался изобразить Сталина в цветущем саду, а когда после множества неудачных попыток слой краски стал слишком толстым, приспособил холст для более практичных нужд.

Художественная семья была дружной, сестры, брат и их домочадцы близко общались, вместе отмечали праздники. Летом в полном составе ездили отдыхать в Дом творчества в Седневе Черниговской области, на берег речки Снов. Здесь и катались на лодке, и писали этюды, а еще, по воспоминаниям племянницы, Татьяна очень любила плавать против течения, держась на воде по полтора-два часа.

Летом 1952 года Татьяну Яблонскую пригласили в экзаменационную комиссию Ереванского художественного института. Она приехала и влюбилась: в Армению, в ее горы и краски, а еще — в армянского художника, выпускника института по имени Армен Атаян. Он был моложе Татьяны на пять лет, учиться живописи пошел, уже вернувшись с фронта, был учеником Мартироса Сарьяна. После свадьбы Атаян переехал к жене в Киев, где у Татьяны было две комнаты в коммуналке на углу Красноармейской и Саксаганского, над антикварным магазином — здесь и было написано хрестоматийное «Утро». В 1959 году у художницы родилась младшая дочь — Гаянэ. Татьяне Ниловне было уже сорок два. Второй ее брак, как и первый, продержался одиннадцать лет и распался примерно по тем же причинам.

Гаянэ Атаян вспоминала, что и она, и ее сестры в детстве очень любили болеть — это был единственный способ гарантированно завладеть вниманием матери. Лечила она дочерей по полной программе: ингаляции, горчичники, банки, — при этом читая им вслух. В обычное время Татьяна Ниловна была слишком занята: собственным творчеством, работой со студентами, общественными и партийными нагрузками… Но зато каждый эпизод общения с матерью запоминался детям на всю жизнь. «Она часто водила меня гулять в Гидропарк, — рассказывала

Гаянэ. — Однажды зимой — в тот год было много снега — дети с родителями лепили снеговиков. Вдруг у мамы возникло вдохновение сделать прекрасную даму из XVIII в. — в кринолине, с узкой талией, с пышной прической, в шляпе. Получилась великолепная скульптура!»

У Татьяны Яблонской имелась домработница, но под настроение она любила готовить сама. Пекла пироги с разнообразными начинками, а фирменным блюдом художницы были голубцы в виноградных листьях — виноград рос возле ее мастерской. А по городу художница лихо гоняла на «Жигулях»: машину, которая по тем временам считалась прежде всего статусной вещью, она воспринимала просто как средство передвижения.

Яркие краски

Свои реалистичные картины пятидесятых на «детскую тематику» Татьяна Яблонская на склоне лет называла тупиком. И вспоминала, какое яркое впечатление с приходом хрущевской «оттепели» произвели на нее картины закарпатских художников, выставлявшихся в Киеве: 23 Эрдели, 23 Коцки, 23 Манайло, 23 Шолтеса, 23 Глюка, 23 Бокшая…

Художница увлеклась декоративным искусством в народном стиле, орнаментальностью, стилизацией, яркостью красок. Радовалась, когда удалось достать типографскую краску родомин ярко-розового оттенка — обычные цвета казались ей слишком тусклыми. В тот период были написаны картины «Вдовы»,

«Оконце», «Чайная», «Лето»… Но погоню за внешней декоративностью Яблонская тоже назовет тупиковым путем.

Она металась, искала выход. Иногда целыми рулонами жгла картины, которые считала неудачными. А тем временем уже подросли дочери.  Старшая, Лена, уехала учиться в Москву, в Строгановскую художественно-промышленную академию, где встретила казахского студента Арсена Бейсембинова, который признался, что еще в школе вырезал из журнала «Огонек» репродукцию картины «Утро» с чудесной девочкой, освещенной солнцем. Они поженились, и в 1962 году у Татьяны Яблонской появился внук.

Младшую, Гаянэ, Татьяна Ниловна решила не отдавать в художественную школу, а учить самостоятельно. Но воспротивилась средняя дочь, Оля, заявив матери, что та ничего не понимает в живописи. Конечно, поначалу было взаимное непонимание и скандалы! — но затем институтский преподаватель и лауреат государственных премий, всесоюзное признанная художница Татьяна Яблонская взялась… учиться у собственной дочери.

 

Ольга Отрощенко, которую Татьяна Ниловна считала самой талантливой из своих дочерей, внезапно умерла от сердечного приступа в 52 года. Ее единственная персональная выставка состоялась уже посмертно.

 

Никакой имитации

Карьеру Татьяны Яблонской называют самой успешной среди художников ее поколения. Но совсем безоблачной она, конечно, не была.

В 1969 году Яблонская проиллюстрировала картинами фольклорной тематики баллады Ивана Драча; а одну из баллад поэт-шестидесятник, наоборот, написал по мотивам ее картины. Был подготовлен художественный альбом, подарочное издание. Однако в текстах Драча нашли «украинский буржуазный национализм», и весь тираж пошел под нож (удалось спасти лишь несколько экземпляров). По тем же «националистическим» соображениям Татьяна Ниловна долго не могла нигде выставить цикл своих закарпатских работ.

В начале семидесятых на одном из съездов художников Татьяна Яблонская выступила против распространенной и естественной в те времена практики, когда перед открытием выставки с картинами приходили знакомиться ответственные партийные товарищи и на свое усмотрение распоряжались убрать из экспозиции ту или иную работу. Последствия не заставили себя ждать: несмотря на все художественные и партийные заслуги Татьяны Ниловны, ее новую картину «Жизнь продолжается» сняли с выставки с несколько неожиданной мотивировкой «она позорит советскую действительность».

В 1972 году Татьяна Яблонская съездила в Италию — и эта поездка перевернула ее сознание. Биеннале современных художников в Венеции в целом подтвердило ее представления об упадническом западном искусстве, зато настоящим откровением стала классика — итальянское Возрождение. «Никакой имитации, ничего, чистое стремление выразить свои замыслы лучше, в меру своих сил и таланта. После поездки в Италию я твердо убедилась, что в своем творчестве художник никогда не должен заботиться о своей оригинальности, о самовыражении и т.д., чем наполнены были, в основном, устремления «ищущих» художников 60-х годов.

Татьяна Ниловна написала картину «Вечер. Старая Флоренция», которая стала для нее поворотным моментом от поисков внешней самобытность к философской глубине творчества. Набросок фигуры самой художницы со спины сделала ее дочь Оля.

Советская карьера Татьяны Яблонской действительно развивалась более чем успешно. За картину «Вечер. Старая Флоренция» она была награждена медалью Академии художеств СССР, через год стала ее действительным членом, в 1979-м получила Государственную премию СССР за картину «Лен», в 1982 -м стала народным художником СССР и так далее…

Но когда в Прибалтике стали танками давить людей, коммунистка Яблонская одна из первых положила на стол свой партийный билет. А в 1991 году семидесяти шестилетняя Татьяна Ниловна, обласканная советской властью, наравне с диссидентами-шестидесятниками приветствовала независимость Украины.

 

Колокольчики

В начале девяностых картины Яблонской как наследие советской эпохи исчезли из музейных экспозиций. В сущности, ее забыли. И вспомнили только в 1998 году, когда Татьяна Ниловна Яблонская стала лауреатом Шевченковской премии. Леонид Кучма и Владимир Литвин приехали вручать премию к художнице домой. «Маму эта премия очень тронула, — рассказывала Гаянэ Атаян. — Она ее восприняла так: «Меня признала Украина!» Для нее это было очень важным. Она по происхождению русская, в Украине корней не имела, сюда ее занесла судьба.

Но очень «приросла» душой к этой земле. В острые политические моменты всегда болела за национальное, в 1991 году — за независимость, в 2004, в последний год своей жизни, — за Оранжевую революцию».

В 1999-м Татьяна Ниловна перенесла инсульт и больше на ноги не вставала. Но — продолжала работать, сидя в инвалидном кресле, левой рукой. Держать кисть и писать маслом ей было уже тяжело, и она перешла на пастель. Ее последней задумкой стал цикл «Окна»: доступный художнице мир сузился до пределов квартиры, но оставался прекрасным и достойным живописного воплощения.

В июне 2004 года в Киевском музее русского искусства открылась выставка «Украинская живопись 1945-1989 годов.

Из частных коллекций». В экспозиции были… фальшивые полотна якобы кисти Яблонской, а также и других выдающихся украинских художников: Сергея Григорьева, Владимира Костецкого, Алексея Шовкуненко, Николая Глущенко — из них жива на тот момент была только Татьяна Ниловна. Технология аферы состояла в том, что, будучи выставленными в солидном музее, фальшивки «легализовались» и могли быть потом проданы за значительно большие суммы. Гаянэ Атаян подала на организаторов выставки в суд, но добиться правды так и не смогла. Свидетельство самой Татьяны Яблонской не приняли во внимание, ссылаясь на ее возраст и якобы имевшиеся нарушения памяти.

На самом деле Татьяна Ниловна сохраняла здравый рассудок до последнего дня — 17 июня 2005 года. «Мы и предположить не могли, что это ее последний день — ничто не предвещало ухода, — вспоминала ее младшая дочь. — Вечером мама поужинала с нами, даже шутила, а под утро ее не стало…»

Накануне она рисовала жизнерадостную пастель — букет колокольчиков.