Gryada : Womens Territory

Своя колея

Музыкант вспоминает пионерское детство, ностальгирует по рок-н-ролльной молодости, делится радостями зрелого отцовства и объясняет, почему передумал отмечать юбилей на Мадагаскаре…

Прошли те времена, когда для того, чтобы сделать интервью с Олегом Скрипкой, достаточно было просто набрать номер его телефона и договориться о встрече в кофейне… Сейчас день и время интервью заблаговременно оговариваются с пресс-атташе фронтмена «ВВ», и опоздание крайне нежелательно — оно чревато нарушением тщательно выстроенного графика встреч музыканта с журналистами множества уважаемых изданий. Да и сама беседа происходит не где-нибудь, а в модном столичном ресторане, совладельцем которого выступает наш герой.

Впрочем, все, что Олег имеет на сегодняшний день — начиная от звания культового рок-музыканта и отца-основателя уже ставших брендами фестивалей «Країна мрій», «Монмартр на Андріївськомуузвозі», «Вечорниці» и заканчивая статусом добропорядочного отца семейства и буржуа-ресторатора — не свалилось ему на голову в одночасье. Все это Олег заслужил собственным трудом и талантом. Талантом и трудом. И потом, к 50-ти годам мужчина просто обязан предъявить миру свою состоятельность. А нашему герою 24 мая исполняется именно 50 лет, как ни парадоксально это звучит. Не верю глазам своим: передо мною сидит совершенно молодой человек!

— Ну что, Олег, отчитывайся: за пять десятков прожитых лет многое сделал, чтобы обессмертить себя или хотя бы оставить память на несколько будущих поколений?

(Задумчиво крутя на пальце кольцо) Дело в том, что сейчас наступило опасное время. Я вот только что вышел на улицу и встретил демонстрацию с розовыми знаменами. Эти люди собрались на защиту Андреевского спуска с требованиями, чтобы по нему не ездили машины. Я с ними солидарен, это все очень здорово! Но во главе этого собрания оказался хамский мальчик, который мне за пять минут успел сильно нахамить, а потом вообще предложил драться. Я поинтересовался, не колорадский ли он сепаратист, раз проблемы решает, играя бицепсами? На что услышал обвинение в том, что я вообще поддерживал прошлую власть… Ну, если поддержкой власти считать проект «Монмартр на Андреевском спуске», который помогла реализовать мэрия, то да, я сотрудничал с властью. Оказывается, достаточно одного голоса такого вот бойкого паренька, чтобы в один момент перечеркнуть все, что ты сделал за многие годы… Это я к слову о бессмертии. .. Поэтому никогда нельзя быть ни в чем уверенным, а просто нужно идти вперед.

— Ох, не нравится мне твой настрой… Что за минор? Подумаешь, хам повстречался! В первый раз что ли?

Ну, я сейчас именно в такой тональности нахожусь.

— Тогда давай ее исправлять. Вот смотри: через четыре дня у тебя юбилей! Полвека! Ты вообще веришь, что это про тебя?

Ну да, это когда девушкам, которые отпраздновали 30 лет, добрые подружки радостно сообщают: «Вот ты и разменяла четвертый десяток!» Так и я разменял шестой десяток (смеется). Ну что тут может быть радостного? Хотя мои родители, например, говорят, что они себя чувствуют молодыми, как будто им по 18 лет. Так что если у тебя все в порядке со здоровьем, то возраст вообще не чувствуешь. Я скажу, в чем проявляется возраст: ты начинаешь чувствовать ответственность. Вот раньше, например, в интервью я мог все что угодно наговорить. А сейчас чувствую ответственность за свои слова, за дела перед людьми и, как ты говоришь, перед бутгущими поколениями.

Когда мне было 20-30 лет, я рассуждал так они все гады, которые там засели, а мы тут такие классные, хотим сделать так, чтобы везде воцарились добро и любовь, а они нам мешают. Причем «они» — это абстрактно: Янукович, хамы, алкаши, коррупционеры, комсомольцы, бюрократы… А сейчас я говорю об ответственности за свои собственные поступки, за которые нужно отвечать. Очень легко говорить, что кто-то виноват, а ты как бы стороне. На самом деле, подобная позиция — это либо лень, либо некомпетентность и непрофессионализм.

— С одной стороны, интересно, когда на твоих глазах творится история, но с другой стороны, не дай бог жить в эпоху перемен… Сколько же катаклизмов произошло на твоем веку?

Да, многое я пережил, начиная с того, что родился в одной стране, а живу в другой. Был октябренком, комсомольцем… Столько перемен произошло у меня на глазах. И всегда я думал, слушая рассказы родителей: хорошо, что мы не жили при войне. И вот, пожалуйста, еще и при войне пришлось пожить.

— Скажи, ты с какого возраста себя помнишь?

В детском садике, где работала моя мама, я чего-то испугался и прибежал плакать маме в юбку.

Даже не знаю, сколько мне тогда было. Но помню, что я был в одной группе, а мама работала воспитательницей в другой.

— Ты был коммуникабельным ребенком?

Нет. Наверное, потому что я один у родителей, мне в одиночестве было нормально, я мог часами играть сам с собой в какие-то игры. Вспоминаю, что всегда старался уйти от конфликтов, мне было сложно, если кто-то из детей отбирал у меня игрушку. Если на пути попадались враждебно настроенные дети, я отходил в сторону, да и вообще старался их избегать. Находил себе небольшую компанию, с которой мне было комфортно. И до сих пор так Я не вхожу в конфронтацию. Если с человеком не строятся отношения, я ставлю на них крест — просто не имеет смысла. Я не люблю агрессивной среды, мне никогда не нравилось, когда мальчики в школе сражались за свое пространство, устраивали заговоры типа «мы с тобой кореша, а они враги». Я никогда в эти игры не играл.

— У тебя была своя компания в школе?

Я общался только с творческими ребятами. Вокруг было множество агрессивных банд, но я не принимал в них участие, ходил в музыкальную школу, играл на баяне — это была моя тусовка.

— Ты знаешь, что такое детская жестокость?

Конечно, знаю! Я ведь жил на Севере, в маленьком шахтерском городке Кировск, где была очень жесткая криминальная ситуация. У нас в школе были очень серьезные истории, из нашего класса постоянно кого-то забирали в колонию. Бывали случаи, когда убивали детей.

Мне часто приходилось драться. Зная, что в школе убивают детей, я понимал, что вынужден сам себя защищать. Я сильно дрался. Бывали эпизоды, когда на меня одного нападали три старшеклассника. Это очень страшно. Так что я знаю с детства, кто такие «титушки».

— Когда ты в последний раз дрался?

Лет 10 назад. Мы играли на Майдане. После концерта какой-то пьяный мужик вломился ко мне в машину, чтобы я дал ему автограф. Сначала я попытался с ним поговорить, а потом уже завязалась драка. Пришло двое правоохранителей, скрутили меня, положили на асфальт.

— Тебя не узнали?

Ну почему же, узнали. Но при этом разбили лицо. А чувака отпустили (пожимает плечами).

— И как удалось исчерпать конфликт?

Да никак — меня связали, а он ушел. Так и исчерпали конфликт.

— У тебя бывали такие ситуации, когда твоя популярность помогала в решении каких-то проблем?

Когда ты известен, то проще делать фестивали и проекты.

— Это в творчестве, а в быту?

Жизнь простая: ты идешь в магазин, что-то покупаешь, иногда без очереди пропускают, но я этим не пользуюсь. Иногда на паспортном контроле, когда опаздываешь, тебя пропускают по зеленому коридору. Я когда во Франции жил, увидел, насколько просты там звезды. Едят в обычных кафешках, ездят на маленьких машинах. Мы ужинали как-то в одном ресторанчике на Монмартре, сидели с друзьями за большим столом. Все места в ресторане были заняты, и какая-то пара попросила разрешения подсесть к нам. Потом они ушли, вежливо попрощавшись, и мой друг сказал, что этот парень очень известный во Франции музыкант, ну просто культовый! Это не мешало ему вести себя просто и скромно.

Когда я еще жил во Франции, то приезжал в Украину с этой идеологией. Но здесь был еще «совок». Зашел я как-то в контору к своему товарищу, мы отправились в кафетерий, а там огромная очередь за сосисками. Мой друг говорит, что у него тут блат, берет эти сосиски без очереди, и мы едим их на глазах у голодной очереди, которая завидует нам. И я рассказываю другу, что во Франции классно, там все равны, там демократия, а он говорит, что ему и здесь нравится. В этом и есть «совок»: кто-то на глазах у гаишника разворачивается через двойную осевую, и ему за это ничего, а всех остальных ловят за псевдонарушения. Я за то, чтобы права были одинаковыми для всех.

— Послушай, вот ты, нормальный советский парень, комсомолец, человек, закончивший советскую школу, Политех, проработавший молодым специалистом на засекреченном военном заводе «Квант», в начале 90-х попадаешь во Францию. Это был шок?

Ну, во-первых, я никогда не был обычным советским парнем. Еще в школе на уроках истории я постоянно дискутировал с нашей учительницей. Я уже тогда подозревал, что происходит что-то неправильно, что Ленин, конечно, молодец, он, может, и хотел, чтобы все было хорошо, но по факту хорошо не стало. С преподавателем научного коммунизма на первых курсах КПИ у нас тоже были серьезные дискуссии. Потом я почитал учения буржуазных философов и разобрался сам, стало понятно, что все у нас — брехня.

— У тебя были проблемы с властями?

Было пару попаданий в милицию — однажды за распитие спиртных напитков в неположенном месте, хотя мы пили в кафешке благородный «Белый мускат черного камня». Нам на столик дали стаканы, мы разлили, и тут пришли менты. Я сначала не понял, за что. А потом мне показали маленькую табличку «Употребление спиртных напитков запрещено». Так что усадили нас в «бобик» — и в ментовку, где начали выбивать деньги. А мы же студенты, какие могут быть деньги? В итоге, нас побили и выбросили.

Были проблемы и по причине того, что я рок слушал, носил джинсы и уже тогда красил волосы.

— Значит, во французскую реальность ты вписался органично, или все же приходилось изживать в себе провинциальность, «совок»?

У меня от Парижа было два впечатления. Первое — это когда мы вечером въехали в город (а это было начало 90-х, когда у нас в стране царило веерное отключение электроэнергии, когда и фонари-то горели не везде и по улицам проезжал один жигуль в полчаса), и он просто «накрыл» огнями! Раньше я никогда не видел так много света, движения и звука. И второе — когда во Франции я начал общаться с людьми, а это была творческая тусовка, я понял, что всегда был эстетом. Общение вечерами напролет, дискуссии на творческие темы, свобода мысли… И эта демократичность, открытость, равноправие мужчин и женщин. Есть такой разряд девушек, которым парень покупает машину, квартиру, а она сидит и красит ногти. Психология паразитизма, которая есть у всех постсоветских людей. А во Франции я увидел, что девушка тебе и любовь, и друг, и помощник, и соратник И свои проблемы ты решаешь не сам, а вместе с ней, и знаешь, что тебе кто-то поможет, а не скажет, что ты бездарь. И когда я встретил такую француженку, то именно в это и влюбился. Не в сексуальный объект, а именно в личность. Это очень круто, особенно для мужчины, когда ты общаешься на уровне личности.

— Ты прожил во Франции семь лет, практически ассимилировался там, ментально принял эту страну. Сложно было возвращаться на родину?

Мы возвращались на родину, где уже зарождалось новое общество, хотя местный шоу-бизнес был в зачаточном состоянии — существовала только «Территория А». А поскольку мы варились во французском шоу-бизнесе, то привезли сюда эти знания, начали работать, делать профессиональный продукт. Правда, в тот период мы попали в кабалу одной московской фирмы, с которой подписали контракт. Но когда контракт был разорван, стали рулить сами. И поперло! — Олег, судьбы рокеров складываются по-разному. Кто-то, отжигая всю жизнь, с возрастом остепеняется, обзаводится бизнесом, становится примерным семьянином, а кто-то предпочитает оставаться нонконформистом, продолжая будоражить общественное мнение. После твоих панк-манифестов ты в итоге выбрал буржуазную эстетику.

(Улыбается) Даже не знал, что я, оказывается, такой буржуа. Но, я думаю, что музыканты — это все-таки люди, работающие интеллектуально, и музыка — это творческое занятие. А уж какой образ принимать — каждый решает сам. Ведь сцена — это игра, и любая позиция — это маска: либо я хожу в драных джинсах и пью пиво, либо пью французское вино. Я, например, хочу, чтобы у нас в стране гастрономия была такой же, как во Франции. Может быть, это потому, что меня с детства родители учили, как вилку и нож держать? А у меня папа даже не из села — из хутора. Он приехал в Киев учиться и делал себе штаны-дудочки, был стилягой. А мама из маленького-маленького села. Она тоже была модницей -шила себе красивую одежду, делала пышную прическу а-ля бабетта. Она в молодости была очень похожа на Бриджит Бардо, а папа — на Алена Делона. Они у меня эстеты, хотя и выходцы из села. У них всегда было стремление выехать в город. При каждом удобном случае мы ходили в театр.

Когда я поступал в Москве в МФТИ (Московский физико-технический институт. — Прим. ред.), первым делом поинтересовался, есть ли в институте рок-группа?

Оказалось, что активной самодеятельности там не было. Может быть, я именно из-за этого туда и не поступил?

— А если бы все-таки поступил, как бы сложилась твоя жизнь?

Думаю, что я был бы русским рокером.

— А гипотетически могла быть альтернатива музыке?

Сложись в нашей стране более удачная история с кинематографом, я мог бы быть актером. Если бы остался во Франции, не факт, что я остался бы рокером — я ведь играл во французском театре.

— Все, стало быть, лежит в творческой плоскости. Интересно, а чем тебе пригодилось техническое образование?

Когда я закончил КПИ, думал развивать науку. Я был направлен в конструкторское бюро объединения «Квант».

— А ты знаешь, что сейчас в этом здании располагается наш издательский дом и, собственно, редакция Viva!

Да вы что?! Ничего себе совпадение! Это же был засекреченный завод, почтовый ящик..

— Можно мемориальную табличку повесить. Вот тебе и привет потомкам. Кстати, кроме песен и фестивалей есть что-то материальное, имеющее к тебе непосредственное отношение?

Недавно сообщили, что на Байконуре во время запуска упала русская ракета-носитель «Протон-М» с тремя спутниками «Глонасс-М». Так вот, эту систему «Глонасс» разрабатывал я.

— Я надеюсь, ракета упала не потому?

Конечно, нет! Я только за «Глонасс» отвечал. Все три года на «Кванте» проработал над ней, это система GPS. Сдал разработку в 91-м году и уволился, во Францию уехал — до сих пор удивляюсь, как это меня отдел кадров отпустил с режимного предприятия? Помню, сидим как-то в Париже, у меня уже французская семья, и тут по телевизору в новостях рассказывают о моем «Глонассе». Тогда тоже почему-то не получалось с запуском. И тут я говорю: эту систему я разрабатывал. Все очень удивились, меня же воспринимали, как рок-н-ролльщика.

— Стало быть, в Киеве есть уже два места, где можно мемориальные таблички прибить: ПО «Квант» и Политехнический институт.

Человек же должен быть скромным. А таблички — это нескромно.

— Лучшие таблички — наши дети. Ты узнаешь себя в детях?

Генетически, наверное, да. Но это вообще новые дети и новое поколение. Старший сын Роман, которому девять лет, мне по компьютеру объясняет как и что. С другой стороны, я только узнал, что мой сын — единственный в классе, у кого нет мобилки. Мы ему просто не купили. И прикольно то, что он не плакал, не просил у нас купить телефон, это как-то случайно выплыло из его разговора. Дескать, мне бы телефон неплохо иметь… Я не понял, спросил, зачем ему? Он долго не хотел говорить и только потом признался, что уже у всех есть, а у него одного нет.

— А ты сам за всякими гаджетами следишь? К примеру, по каким принципам ты выбираешь телефон?

Меня удивляет, как безработные люди могут иметь айфон. Видимо, это говорит о том, что люди врут, будто на самом деле у них мало денег.

— Может быть, люди месяцами не едят, чтобы купить себе заветную игрушку?

Чтобы купить такую вещь, нужно пару лет не есть. Студентам, например. Если айфон нужен людям для того, чтобы висеть в Инстаграм, значит у них есть не только свободные деньги, но и свободное время. Либо я так отстал от жизни, либо у меня специфическое представление обо всем.

— Олег, а какой ты папа? Морали читаешь детям?

Мы находим возможность жить без морали и без ругани. У нас система наказания через баллы поощрения. Ничего плохого делать никто не запрещает, но дети за это будут нести ответственность. Если не хочешь учить уроки — можешь не учить, но тогда не получаешь блага.

— А как баллы отовариваются -игрушками, поездками?

Да, игрушками и тому подобным. У всех детей разные характеры, ко всем нужна разная методология. Нашей дочери Олесе сейчас три годика, и уже видно, что у нее самый сложный характер. Она очень сильная личность, с ней совершенно невозможно договориться. Она гнет свою линию.

— Тебе интересно быть папой? Или тревожно? Или ответственно? Какие чувства ты испытываешь?

Учитывая то, что я непостоянно бываю дома, для меня отцовство

— это наслаждение. Кто не был папой, тому сложно это объяснить. Я прихожу домой, дети садятся ко мне на обе коленки, о чем-то рассказывают. Или когда малой засыпает, и нужно перенести его в кроватку. Это несравнимое наслаждение! У нас ритуал: я парням на ночь читаю сказку. Им нравится (улыбается).

— Ты хоть раз в жизни был на родительском собрании?

Я приходил на детские праздники. Но это заканчивалось тотальным фотографированием. Для людей тоже шок. Так что лучше без меня.

— В школе знают, кто у Романа и Устыма папа?

Они сначала не осознавали, чьи дети. Гордость за отца появилась у них благодаря одноклассникам, которые выразили им респект за папу. Так позитивно: малый подошел ко мне и сказал, что Максим слушает мою музыку и ему нравится. То есть ему важно мнение Максима.

— А сами дети слушают твою музыку?

Нет, не на чем. У нас дома нет ни магнитофонов, ни айфонов. Я и сам дома не слушаю музыку и телевизор не смотрю. Я же музыкант.

— А книги ты дома читаешь?

Только специальную литературу

— философию, психологию.

— Скрипка, так ты зануда! Музыку не слушаешь, философию изучаешь, детям телефоны не покупаешь. Что-то рок-н-рол-льное в тебе осталось? То, что позволяет чувствовать себя молодым?

Мы с детьми можем наперегонки скакать на четвереньках. Они у меня все поют и играют на пианино. Старший может играть, а я с Олесей под его аккомпанемент танцую вальс.

— Как зовут деток?

Роман, Устым, Олеся и Зориана.

— Вы на украинском говорите?

Только на украинском! Никакого двуязычия.

— Как будешь отмечать юбилей? Я сначала думал отмечать его на

Мадагаскаре. Решал, в каком формате устроить праздник. Потом вся эта ситуация, потом апатия, которая сейчас у всех… В день рождения, 24 мая, я буду выступать в Днепропетровске, а на следующий день вернусь в Киев на выборы.

— Что ж Олег, тогда с днем рождения и желаю, чтобы следующий юбилей ты праздновал в более приподнятом настроении и в более благоприятное для нашей страны время.

Дай-то бог (улыбается).